Москва. 20 октября. INTERFAX.RU. Накануне юбилея Игорь Бутман дал интервью джазовому обозревателю "Интерфакса" Владимиру Косареву. Разговор состоялся в известном клубе Бутмана на Чистых прудах, где в этот вечер, как всегда по понедельникам, выступал его биг-бэнд. В зале было многолюдно, но это были не любители джаза, а сотрудники какого-то банка, которые проводили там свой корпоративный вечер. Начав программу с бессмертного Сент-Луис Блюз Уильяма Хэнди, оркестр отыграл в таком драйве и с таким настроением и накалом, что, казалось, это был не обычный корпоратив, а, как минимум, престижный фестиваль мирового уровня.
В перерывах между сэтами мы и поговорили.
- Игорь, я впервые вас увидел году так в 78-м на джазовом фестивале в Донецке, где вы играли в составе известного питерского музыканта Давида Голощекина. Помню, не смотря на юный возраст, вы произвели впечатление классного саксофониста. А как вы начинали? Почему избрали джаз и почему саксофон?
- Я бы назвал это судьбой. Отец был очень музыкальным человеком, играл на барабанах и фортепиано – не профессионально, но вполне прилично. И дедушка был скрипачом в оркестре Марининского театра, а потом регентом церковного хора. Они часто со мной говорили о музыке. От отца я впервые услышал о джазе и даже об одном из самых тогда известных саксофонистов Геннадии Гольштейне. Дед джаз не любил, но и не отрицал его – понимал, талантливое исполнение или нет. Так что дорога была предопределена. В 1976 году, после окончания музыкальной школы поступил в училище в класс Геннадия Гольштейна, сменил кларнет, на котором учился ранее, на саксофон. Еще студентом начал играть в ансамбле Давида Голощекина. Они и стали моими главными учителями и наставниками.
- Ленинград всегда считался городом высокой культуры. Была ли там в то время какая-то особая джазовая атмосфера?
- Нет, конечно, никакой такой атмосферы не было. Но джазовый клуб "Квадрат" существовал. Его создал замечательный, даже легендарный человек Натан Лейтес - его знали все поклонники джаза в СССР как пропагандиста этой музыки, коллекционера джазовых пластинок, автора многих статей, которые распространялись среди джазфанов. Но джаза было очень мало, особенно живого – он все еще находился как бы под запретом.
- В начале своей творческой карьеры вы участвовали в концертах и записях группы Сергея Курехина "Популярная механика". Он был известным музыкальным радикалом, крутым авангардистом. И многие другие отечественные джазмены были увлечены новыми музыкальными идеями, поисками новых форм и стилистических возможностей. Как вас миновало увлечение авангардом? Может быть потому, что Геннадий Гольштейн был приверженцем классического джаза?
- Нет, Гольштейн тоже увлекался Эриком Долфи, Орнеттом Коулменом. И его знаменитая пьеса "На завалинках" написана и исполнялась в авангардном духе. Почему он не пошел дальше в этих поисках – может быть, не нашел достойных партнеров для своих экспериментов.
Что касается моего отношения к авангарду – я никогда не чувствовал, что мне нравится эта музыка. Я ее мог играть, и мне было приятно работать с таким талантливым человеком как Сергей Курехин, но это было не мое. Творческие задачи, которые ставили перед собой наши авангардные музыканты, казались мне неинтересными. Я больше думал, как сыграть гармонию, как ее обыграть мелодически, ритмически… А авангард не требовал такого серьезного отношения. Я не находил в этой музыке профессионализма, глубины. К тому времени в авангарде уже все было сказано Колтрейном, Коулменом, другими их сподвижниками, уже все границы были разрушены… Но создать новое дано далеко не всем. Когда музыкант не может сыграть элементарный блюз и пытается выдать что-то заумное, я вижу в этом профанацию. Для меня это детский сад. И в том, что делал Курехин, мне была важна прежде всего музыкальная составляющая, а не театр и не шоу.
- Вам повезло, что вашими первыми наставниками были такие прекрасные музыканты, яркие личности, как Геннадий Гольштейн, Давид Голощекин. А сейчас вы поддерживаете с ними отношения?
- Конечно. Голощекин будет участником моего юбилейного концерта, который через неделю состоится в Кремле. И с Гольштейном часто общаемся, спорим иногда.
- О чем спорите?
- Да о многом. Например, он считает, что нельзя проводить юбилейный концерт в Кремле по той причине, что там были съезды коммунистической партии, много чего еще… Но я рассуждаю иначе. Столько в нашей жизни, в нашей истории было несправедливостей, трагедий, что если об этом думать, то надо родиться и тут же застрелиться… Сегодня Кремлевский концертный зал – главная артистическая площадка в стране, самая престижная и почетная, потому я и выбрал ее.
- Игорь, в 26 лет уже именитым музыкантом вы уехали в США. До этого успели поработать в лучших советских джазовых коллективах – оркестре Лундстрема, знаменитом ансамбле "Аллегро" Николая Левиновского. Принимали участие в гастрольных программах знаменитых американских джазменов: Чика Кориа, Дейва Брубека, Гэри Бертона, Гровера Вашингтона, Луи Беллсона, Пэта Мэтини. Как вы попали в Бэркли (The Berklee College of Music) – лучшую в мире джазовую школу?
- Я жил в Бостоне со своей американской супругой. Поступить в Беркли (она находится тоже в Бостоне) мне предложил Гэри Бертон, с которым я к этому времени был хорошо знаком. Он добился бесплатного обучения для меня, я был на полном обеспечении. Беркли научила очень многому, это потрясающая джазовая школа с великолепной системой образования, проверенной временем и постоянно развивающейся. В ней тебя учат быть индивидуальностью, ярким артистом. А главное, я там встретился с прекрасными музыкантами, с которыми и сейчас поддерживаю творческие отношения.
Я закончил школу сразу по двум специальностям: концертный саксофонист и композитор, получил степень бакалавра музыки. Моя композиция French Connection, написанная во время учебы, понравилась Гроверу Вашингтону, и он включил ее в свой альбом. Я участвовал в его записи, а позднее выступал с ансамблем Гровера на многих джазовых фестивалях в США и даже в самом престижном джаз-клубе Нью-Йорка Blue Note.
- В Америке вы играли со многими великими музыкантами: Арчи Шеппом, Пэтом Мэтини, Джо Ловано, работали в оркестре знаменитого Лайонела Хэмптона. А с кем еще мечтали бы поиграть?
- Из ныне живущих с удовольствием сыграл бы с Херби Хенкоком, может быть, с Уэйном Шортером. Практически со всеми остальными звездами первой величины я играл.
- Ваша музыкальная карьера в США развивалась более чем успешно. Что заставило покинуть родину джаза?
- Я тогда часто приезжал в Россию. Стали завязываться творческие, бизнесовые контакты. Полюбил женщину, которую звали Оксана…
- "Вальс для Оксаны"?
- Да, "Вальс для Оксаны" - эту пьесу я посвятил женщине, которая стала моей женой. И времена в России наступили другие, это была уже свободная страна - играй с кем хочу, делай, что хочу. Оксана не смогла вовремя получить визу. А когда получила, я уже оброс музыкальными связями, интересными проектами, стал много работать. Никакого политического, экономического, творческого смысла уезжать уже не было.
- Изменились ли ваши творческие взгляды, музыкальные пристрастия после того, как вы обосновались в России?
- Не думаю. Может быть, я стал больше играть классику. Но мне и сейчас нравится слушать, исполнять музыку, которую я всегда любил. До сих пор мои любимые группы из рока это Deep Purpl и немного Led Zeppelin. И в джазе то, что любил, продолжаю любить.
Просто жизнь стала гораздо насыщеннее. Я узнал много интересных людей из музыкантов, других сфер искусства, политики, бизнеса, сблизился с ними. Так что мои вкусы не изменились. Появился жизненный, профессиональный опыт. Я стал более зрелым как музыкант, руководитель оркестра, джазовый продюсер.
- Эволюционировал ли ваш исполнительский стиль?
- Надеюсь, что он стал совершеннее. Я много работаю, слушаю много музыки, постоянно ищу что-то новое. Но я часто прослушиваю свои старые записи, и они мне нравятся - достаточно бодрые, с хорошей техникой. Возможно, я мудрею в своей игре, хочу, чтобы еще более красивым был звук, чтобы моя музыка стала более мелодичной. Раньше этому уделял меньше внимания, а сейчас с возрастом для меня это очень важно. Нравится много импровизировать, виртуозничать.
- Яркий эпизод в вашей творческой биографии – выступление перед российским и американским президентами. Билл Клинтон тогда назвал вас "самым великим джазовым саксофонистом из ныне живущих".
- Было такое. В мае 1995 г. я был удостоен чести выступать в Грановитой палате Кремля перед Борисом Ельциным и Биллом Клинтоном. Мы должны были исполнить одну пьесу, но президентам наша игра понравилась, и они попросили продолжить. Потом мне пришлось еще выступать перед президентами США и России. Клинтон даже написал в своей книге, что это был один из лучших джазовых концертов в его жизни.
Недавно я прочитал, что Билл Клинтон выпустил CD The Bill Klinton Collection: Selections from the Clinton Music Room, куда включил 20 своих любимых джазовых композиций. Четвертая пьеса на этом диске – моя Nostalgie в моем исполнении. Так я попал в один ряд с Джоном Колтрейном, Майлзом Дэвисом и другими звездами первой величины.
- Интересна и история вашего знакомства с Гровером Вашингтоном во время его первого приезда в СССР.
- С ним меня познакомил Сергей Курехин. Это было в 1986 г., когда Гровер проездом в Ригу буквально на час остановился в Ленинграде. Тогда знаменитый музыкант и пригласил меня на свой концерт в Риге. Когда мы с друзьями приехали в столицу Латвии, оказалось, что в списках на проход нас нет, билетов не достать. Случайно встретили у концертного зала атташе по культуре посольства США Марка Тэплина. Он пытался объяснить охранникам, что если меня не пустят, Гровер Вашингтон отменит концерт. С огромным трудом удалось попасть в артистическую к Гроверу. Первое, что увидел там - потрясающие саксофоны известной фирмы, о которых может только мечтать любой саксофонист. Спрашиваю: Гровер, можно мне попробовать. Говорит: ну пробуй. Только сыграл первые ноты, он схватил свой тенор и мы стали играть дуэтом. Рядом оказалось американское телевидение, начали нас снимать, спрашивают, кто я такой. Вот так попал в историю.
- Считаешь ли ты себя новатором в джазе, музыкантом, который расширил в чем-то творческие горизонты?
- Конечно нет. Я не могу сравнивать себя с Джоном Колтрейном или Орнеттом Коулменом. Возможно, мое новаторство заключается в том, что мы с нашим биг-бендом впервые в России начали играть на профессиональной сцене музыку советских композиторов. У нас недавно вышел диск с музыкой из советских мультфильмов. Теперь обратились к русской классике - исполняем произведения Римского-Корсакова, Кабалевского , Чайковского, Мусоргского, Бородина. Так что в музыкально-репертуарном плане, может быть и можно считать то, что я делаю новаторством. Но в полном смысле этого слова новатором себя назвать не могу, как бы этого ни хотел.
- В вашем джаз-клубе нередко можно увидеть крупных чиновников, членов правительства, известных бизнесменов и олигархов. Вы дружите с ними, пользуетесь их поддержкой, материальной помощью?
- Прежде всего это очень интересные люди – в мире большой политики и бизнеса редко встретишь глупцов. Почти все они мои ровесники, знают и любят джаз, ценят мое творчество. Для меня почетно и приятно, когда они приходят ко мне. Конечно, мы не пьем с ними каждый день чай или водку. Обсуждаем какие-то важные вопросы и, когда у меня есть новые проекты, иногда они меня поддерживают и морально, и материально.
- Как ваши близкие относятся к джазу?
- Жена любит то, что я делаю. Она научилась понимать джаз, живет моей музыкой, бывает почти на всех концертах с новыми программами. Советует, поддерживает. И сыновья проявляют интерес. Старший - Даниил не хочет заниматься музыкой, но с удовольствием слушает, ему нравится ходить на концерты.
- Что вы считаете своей миссией в джазе?
- Мне очень нравится эта музыка, и я хочу ее донести до как можно большего числа людей, поделится своей любовью. Джаз дает столько радости, так успокаивает или возбуждает в хорошем смысле слова. Мне приятно, когда люди восторгаются нашей игрой, переживают, даже плачут от музыки. Это и есть моя миссия. Никакой другой нет. Мне бы очень хотелось, чтобы в России больше любили джаз, больше его играли. Смотришь иногда на публику: люди приходят с одними лицами – усталыми, озабоченными, а уходят радостные, одухотворенные. Уверен, что джаз делает их счастливыми.
Обозреватель Владимир Косарев
